Могила в подарок - Страница 79

Майкл и Сьюзен шагнули вперед одновременно, выбросив руки вперед. Она держала в руке простой потемневший крест, а он – кинжал рукоятью вверх, так что тот тоже превратился в своего рода крест. И дерево, и сталь засияли холодным белым светом, и Мавра с разгона врезалась в этот свет как в каменную стену. Сгустки темноты рассыпались и улетучились из ее рук словно песок сквозь пальцы. Мы стояли перед ней – я в ореоле своего голубого света, Майкл и Сьюзен – в сиянии своих крестов, излучавших чистую, спокойную энергию, какой я не видел еще прежде.

– Драконья Кровь, старая Змея, – негромко произнес Майкл. – Ты и твое племя не властны здесь. Угрозы твои пусты, слова лишены правды как тело – жизни. Прочь с дороги, не испытывай гнева Всевышнего, – он покосился на меня. – Или пока мой друг Гарри не превратил тебя в грязное пятно на полу, – добавил он; подозреваю, чтобы сделать мне приятно.

Мавра медленно отступила на несколько ступенек вверх. Суставы ее, и правда, похрустывали. Она нагнулась и подняла оброненный череп. Потом снова повернулась к нам, глядя на нас с легкой улыбкой.

– Можете не стараться, – сказала она. – Час пробил.

– Час? – нервным шепотом переспросила Сьюзен. – О каком таком часе она говорит, Дрезден?

– О часе официальных мероприятий, – прошептала в ответ Мавра. Она поднялась вверх по лестнице и мягко прикрыла створки двери, ведущей из двора. Те захлопнулись со зловещим стуком.

Все огни разом погасли. Точнее, все, кроме голубого нимба вокруг моей руки и немного померкших крестов.

– Класс... – прошептал я.

Вид у Сьюзен был теперь просто-напросто перепуганный; она явно едва владела собой.

– И что теперь будет? – шепотом спросила она, шаря взглядом по темноте.

Смех – негромкий, издевательский, шипящий, полный чего-то влажного, булькающего, послышался со всех сторон. Вот уж в чем вампиров не переплюнешь – так это по части зловещего смеха. В этом можете смело верить мне на слово. Впрочем, сами они тоже хорошо это знают.

Что-то блеснуло в темноте, и в круг света от моей руки вступили Томас и Жюстина. Он поднял обе руки вверх.

– Вы не будете возражать, если я побуду с вами?

Я покосился на Майкла. Тот нахмурился. Потом на Сьюзен – та с неожиданным для меня интересом смотрела на его почти нагое великолепие. Я легонько толкнул ее бедром, она зажмурилась, потом повернулась ко мне.

– Я... Нет, я не против.

Томас взял Жюстину за руку, и они вдвоем стали по правую руку от меня, где за ними приглядывал Майкл.

– Спасибо, чародей. Боюсь, здесь меня не слишком любят.

Я покосился на него. На шее его багровела отметина в форме безукоризненных женских губ. Я бы принял ее за след помады, когда бы не слабый запах паленого мяса.

– Что приключилось с вашей шеей?

Его лицо побледнело еще на несколько градусов.

– Ваша крестная одарила меня поцелуем.

– Черт, – только и сказал я.

– Тонко подмечено. Вы готовы?

– Готов? К чему?

– К собранию Коллегии. К раздаче подарков.

Усилие воли, с которым я удерживал свет, ослабло, и я опустил дрожащую руку – медленно, чтобы не утратить за ним контроль, ослабляя напряжение. Последний огонек мигнул и погас, оставив нас в темноте. Я и не думал раньше, что темнота может быть столь абсолютной.

А потом темноту снова прорезал свет – уже знакомые прожектора, высветившие помост с троном и сидевшую на нем Бьянку в огненном платье. Ее рот, шею и пышный бюст покрыли теперь потеки свежей крови, и губы блеснули чем-то алым, влажным, когда она улыбнулась вниз, в темноту, дюжине пар глаз, горевших восхищением, или ужасом, или похотью, или всем этим вместе.

– Всем стоять, – шепотом прокомментировал я, и эхом мне вторили лишенные всего человеческого шорохи и стоны из окружавшей нас темноты. – Коллегия Вампиров открывает заседание.

Глава двадцать девятая

У страха множество оттенков и ароматов. Есть острый, серебряный страх, который молнией ударяет в твои руки и ноги, побуждая их к действию, к движению. Есть тяжелый, свинцовый страх – тот проникает в потроха, оседая в желудке в пустые часы между полуночью и рассветом, когда все темно, все проблемы кажутся вдвое больше, а любая болячка болит вдвое сильнее.

И есть медный страх, натягивающий нервы туже скрипичных струн, ноющий на одной-единственной ноте, выносить которую еще хоть секунду, казалось бы, невозможно – но который все длится и длится, нагнетая напряжение к неизбежному грому литавр, вызывающей меди фанфар, угрожающему рокоту барабанов.

Именно такой страх и испытывал я сейчас. Жуткое, липкое напряжение, оставляющее на языке медный привкус крови. Страх перед собравшимися вокруг нас в темноте тварями, страх перед собственной слабостью, страх за ту часть моих сил, что похитил у меня Кошмар. И страх за тех, что стояли вокруг меня, за людей, не обладающих той силой, что имелась у меня. За Сьюзен. За Майкла. За всех тех молодых людей, что лежали сейчас в темноте, отравленные, умирающие или уже мертвые, которые были слишком глупы или беспечны, чтобы избежать этой ночи.

Я хорошо представлял себе, что эти твари могли сделать с ними. Эти хищники, жестокие убийцы. И это пугало меня до чертиков.

Страх всегда идет рука об руку со злостью. Злость – мое убежище от страха, мой щит и мой меч для борьбы с ним. Я ждал страх в надежде на то, что он укрепит мою решимость, придаст твердости позвоночнику. Я ждал его в надежде на то, что он придаст мне сил, выстроит вокруг меня облако защитного поля.

Я ждал, но не дождался ничего, кроме сосущей пустоты где-то под пряжкой пояса. На мгновение я снова ощутил в себе клыки демона из моего сна. Меня снова начало трясти.